В университете он изучал теорию функции комплексной переменной. Но на третьем курсе с математикой было покончено и началась новая жизнь. Кабаре “Синие ночи ЧК” в студенческом театре МГУ, программы “Веселые ребята”, “Оба-на”, “Пилот” на телевидении, несколько ролей в кино, в том числе в фильме Дыховичного “Прорва”, программа “Золотой граммофон” на русском радио... И, наконец, самое любимое детище - группа “Несчастный случай”. 

Алексей, чему ты придаешь больше значения - своим успехам или неудачам? 

Я очень болезненно реагирую на всякие срывы, но, наверное, не было случая, чтобы я совершенно отчаялся. То же самое касается успехов. До сих пор никакой особенной эйфории не возникало. Ну, кроме, понятно, 15 минут после концертов, когда пьянеешь как после литра водки. Это уже процесс на уровне гормонального взрыва в организме. 

Ты и музыкант, и солист, и шоумен, и актер. Как удалось достичь такого творческого изобилия? 

Я прекрасно понимаю, что все это мой природный дилетантизм. И, в общем-то, в свои тридцать лет я не являюсь профессионалом ни в чем. Кроме, может быть, написания текстов. Вот тут я готов отвечать перед любым судом за все, что было мной написано и пишется сейчас. 

Как получилось, что теоремам ты предпочел “Несчастный случай”? 

Ну, понимаешь, во-первых, я совершенно не оригинален в прохождении этого пути, поскольку рок-н-ролл наш процентов на 90 состоит из людей, которые получили образование, далекое от музыки и поэзии. Во-вторых, у меня очень интересная семья. Мои родители инженеры, математики, но ближайшие родственники, целая ветвь, - актеры. Мой двоюродный брат, Саша Сирин, работает в Ленкоме, заслуженный артист. Родители всегда переживали и старались меня уберечь от тлетворного влияния культуры, но вот не уберегли. 

Как вы познакомились с Пельшем? 

Мы пришли поступать 13 сентября 1983 года в Студенческий театр МГУ и столкнулись в фойе, перед залом, где шел просмотр актеров. Вадька во многих интервью говорил, что сначала мы совершенно не понравились друг другу, потому что оба были чрезвычайно самонадеянны. Мы всячески рисовались, ходили гоголем и долгое время довольно напряженно относились друг к другу, но потом именно ему я предложил спеть вместе первую песню. Мы начали петь. В течение многих лет мы были совершенно неразлучны, и это выросло в очень большую, хотя и очень сложную дружбу. 

Влияет ли то, что вы с Валдисом занимаете лидирующее положение, на взаимоотношения  в группе? 

Некоторые проблемы создает не наше с ним совместное творчество, а Вадькин отдельный проект, который принес ему гораздо большую известность, чем “Несчастный случай”. И эта популярность иногда очень мешает группе. На концертах многие люди воспринимают все через Вадьку, через знакомое лицо, через ожидаемое знакомое поведение, и, когда его нет, из зала начинают кричать: “Эй, танцуй, пой “Угадай мелодию!” Это действительно серьезная проблема. Но мы-то друг к другу относимся по-прежнему, нам нечего понтовать, мы-то друг друга знаем тринадцать лет, чего уж там... 

Почему на телевидении практически не крутятся клипы группы? 

Если отвечать на этот вопрос серьезно, то наши клипы не крутятся потому, что в это нужно вкладывать деньги, причем немалые. У нас лично их нет, но их можно найти, связавшись с сильным продюсером, центром или спонсором. Но бизнесмены дают деньги только в том случае, если рассчитывают их вернуть. Вернуть их в нашей стране можно только путем длительных гастрольных чёсов по глубинке.  Значит, надо бросить все, собраться всем миром и уезжать на полтора месяца, как, собственно, и делают все профессиональные группы. Я очень уважаю такую работу, но сам такой жизнью жить не хочу. У нас любительская группа, поэтому мы себе такие гастроли позволить не можем. Значит, нам не дадут деньги. Все, здесь кольцо замыкается. 

Музыканты “Несчастного случая” на сцене отличаются от самих себя в жизни? 

Нет. Мы ничего не играем на сцене. Мы не играем отношений, которых нет на самом деле. Каждая репетиция - это, в общем шоу. Это постоянная веселая ругань, подначки, доходящие до импровизаций минут на 10, когда музыка останавливается и начинается разговор, в котором участвуют все семь человек. Из этого трепа получается потом конферанс и даже наши песни. Например, “Последние деньки в раю”. Эта композиция будет на четвертом альбоме, минут на 12-15, такая опера о том, как складываются отношения между нами. Тоже с руганью, чуть ли не дракой посередине. 

Твоя подруга Юлия Рутберг не просто интересная женщина, она одна из самых талантливых молодых актрис. Сложно ли приходится, когда под одной крышей оказываются два творческих человека? 

Тяжело, конечно. У нас был момент, когда мы пытались создать семью в классическом смысле этого слова, с налаженным бытом... И именно тогда мы ссорились, конфликтовали... А потом поняли, что этого, наверное, не будет никогда. Мы живем, скорее, в союзе любовном и творческом, чем семейном. Мы никогда не обедаем и не ужинаем вместе и особенно об этом не задумываемся. Мы встречаемся, как люди, которые только ухаживают друг за другом, а не знакомы пять-шесть лет. 

Означает ли это, что вы счастливы, как влюбленные? 

Я не скажу, что это такая уж счастливая жизнь, она очень трудная, потому что мы постоянно предъявляем друг другу претензии. И меня, и Юльку может оскорбить какая-то неудача на сцене или на экране, действительно по-настоящему обидеть. “Ну как же так, мы столько об этом говорили... Тебе нельзя  делать того-то и того-то, тебе нельзя делать рот куриной гузкой, нельзя улыбаться, а ты - опять...” Или я ей: “Как же ты могла!... Зачем ты согласилась участвовать в этом... Ты же мне сама читала лекции, что нельзя позориться на экране, а сама в это полезла...” И вот это повод для семейной сцены. Понимаешь, кто-то ссорится по поводу некупленного молока, а мы вот так. А холодильник пуст всегда. И это лучший способ сохранить хорошие отношения - там просто пусто. 

Тем не менее вы помогаете друг другу? Пусть не в наполнении холодильника... 

Конечно. Я показываю Юльке свои тексты, советуюсь с ней по поводу новых денег. Она всегда читает мне сценарии и роли, которые ей предлагают. Сейчас мы вместе работаем над одним спектаклем, пьесой “Амфитрион”, которую Володя Мерзоев должен ставить в Вахтанговском театре. Мы с “Несчастным случаем” пишем огромный музыкально-поэтический пролог к этому делу, а Юлька там будет играть главную женскую роль. Очень интересная работа. Не знаю, посмотрим, что получится. 

Помимо музыки, что тебе ближе всего? 

Трудно сказать, конечно, мне было безумно интересно работать в кино. Я думаю, что если бы продолжалась карьера киноактера, я бы этому отдавался с огромным удовольствием. С другой стороны, я понимаю, что у нас сейчас блестящие профессиональные актеры нигде не снимаются. И что же мне-то со своим свиным рылом лезть, если Симонов, Суханов, Маковецкий, Рутберг не имеют ролей. Зачем нужен я, который занимается совершенно другим делом и играет заведомо хуже. Поэтому с кино сейчас отношения совершенно прекратились, да меня и не зовут. 

Ты обычно планируешь свое время? 

Да. Сейчас моя жизнь полностью распланирована на несколько месяцев вперед. Мы начинаем писать новый, четвертый альбом, и это время можно сравнить только с армией или стройотрядом. То есть я точно знаю, чем буду заниматься пять дней в неделю - буду работать в студии. С шести до двенадцати часов. Все что угодно, но вот это распланировано абсолютно точно. И иначе жить нельзя. 

Скажи, ты избирателен в еде, питье, одежде? Для тебя это имеет значение? 

Я позволяю себе хорошо выглядеть, вкусно есть, но как-то совершенно бессистемно. Специально, как Андрей Владимирович (Макаревич), периодически покупать пять кило мяса, что-то варить там у себя на кухне, а вечером созывать гостей на какой-нибудь фантастический борщ или плов - это я не умею и не могу. Хотя, конечно, поехать, поесть этого борща - это с удовольствием. 

Деньги, которые ты зарабатываешь, откладываются куда-то или немедленно растрачиваются на удовольствия? 

Немедленно растрачиваются на удовольствия. Есть, правда, некий неприкосновенный фонд, поскольку у меня есть сын, он учится сейчас во втором классе очень дорогого колледжа. Это вынужденная мера, и она позволяет разгрузить его маму, мою бывшую жену. Это та часть доходов, которую я не трогаю никогда. А все случайные заработки в виде гонораров улетают за несколько дней. Причем, когда понимаешь, что от гонорара в тысячу долларов через три дня ничего не осталось, хочется себя просто убить. Совершенно непонятно, как жить оставшийся месяц. Но пока все обходится, и в долговую яму меня пока еще не сажали. 

Кто из наших музыкантов вызывает у тебя уважение? 

Есть люди, которые вызывают даже восхищение. Это “Вежливый отказ”, “Колибри”, “Аквариум”. Лена Юданова из “Колибри”, наверное, единственный человек в нашей стране, чьи песни мне нравятся больше, чем свои собственные. Еще мне нравятся “Иванушки International”. То есть я не буду слушать их никогда в жизни, это понятно, но мне нравится, как они работают. Талантливые аранжировки, прекрасно сведена музыка, отлично записана - это очень качественный продукт. И я радуюсь этому непрерывно. Потому что если сравнить сегодняшнюю популярную эстраду с эстрадой пятилетней давности, то это небо и земля. Пять лет такой уровень попсы можно было услышать только где-нибудь в Англии или Америке. Другое дело, что Англия и Америка еще дальше уехали за это время, но это нормально. Мы их дожимаем и очень скоро дожмем. 

Ты доволен собой? 

Да, конечно. Десять лет назад, начиная заниматься рок-н-роллом, я хотел именно этого. Никогда, ни в одном бредовом сне, ни я, ни, думаю, люди, которые со мной работают, не представляли себя в виде группы “На-На”, то есть тех, кто блистает на стадионах. Мы совершенно сознательно избрали путь альтернативного рок-н-ролла. Мы прекрасно понимали, что никогда это не будет едой для миллионов. Но это, в общем, не совсем рок-н-ролл, это и поп-музыка, и рок-музыка, и джаз, это просто другая музыка, это театральная музыка. Для меня “Битлз”, “Роллинг Стоунз” никогда не были кумирами. Хотя я признаю, восхищаюсь их музыкой, люблю ее слушать, но сам я такую никогда писать не буду.