Галина Турецкая
ТВ-ПАРК 8-14 марта 1999
Юля, вы, по-моему, очень поляризованная натура, человек страсти. Это следствие актерской профессии или ее первопричина? Есть много прекрасных актеров - и при этом флегматичных людей. Есть психи и психопатки - как я. Человек ведь приходит в мир че-ло-ве-ком, с генетическим кодом, и только потом приобретает какие-то качества, в определенный момент решает кем-то стать. И в свою профессию приносит с собой весь свой «гардероб». И обратное влияние профессии очень сильно. Для меня, во всяком случае. Но у меня почвочка хорошая была. Вы ведь из актерской семьи? Да, семья у меня замечательная, семья Кудельских - Суворовых - Рутбергов. Среди моих предков и синагогальный староста, и адвокат, и польский полиглот, и замечательные артисты. Мой дедушка Коша ушел на фронт из Большого театра, а моя бабушка - Леночка Кудельская, русская красавица, - ездила на фронт с концертными бригадами. Мой папа, Илья Рутберг, - театральный режиссер и киноактер. Мама, Ирина Суворова, - пианистка. А главное - что все это удивительные люди, уникальнейшие. Личности! Я иногда жалею, что умерла традиция родовых гербов. Нашей семье очень бы пошел герб с девизом - «Восхождение». Вы ко всем людям так восторженно относитесь? Скорее нет. Но я очень люблю думать о людях хорошо. Разочаровываться гораздо больнее. А я очень много в людях разочаровываюсь. Мне жалко, когда отказываются от себя, продаются, мимикрируют, когда люди «вазелинятся». Понимаете, да? «Мылятся» и «вазелинятся». Ну такое жалкое зрелище! Когда хотят угодить, хотят быть со всеми в хороших отношениях - «как бы чего не вышло-с». Мне это противно. Терпеть не могу подлецов и негодяев. Прочитала в каком-то журнале высказывания знаменитых людей о хамстве. Не хочу называть имен, дико даже вспомнить, что люди восторженно говорят о хамстве, что это, мол, та самая черта, за которой можно чего-то добиться, что без хамства, без наглости человек может потерять себя. Мария Иосифовна Кнебель, режиссер и знаменитый педагог, говорила: «Хамство - это не единственный путь в искусстве», - и она. Между прочим, такой след после себя оставила, который до сих пор определяет наш театр. Это был такой уровень интеллигентности! И при этом жестокости и бескомпромиссности тоненькой, слабой женщины. Помня об этом, я в шоке от того, что входит в моду хамство, абсолютная порнуха - душевная порнуха прежде всего. От того, что женщины перестали стесняться. Хотя, наверное, в этом есть закономерность: конец века - всегда чуть-чуть апокалипсис. Я не собираюсь с этим воевать. Я просто живу альтернативно. Но когда я все это вижу, мне становится грустно: и вот на это тратить жизнь? На это давать деньги? А где же культура?! Откуда такие «бронированные» люди родятся? Кто их воспитывает? Я понимаю, что институты семьи и школы сейчас не в лучшем состоянии, но ведь есть же другие примеры? Значит, все-таки многое зависит от самого человека. Сурова к врагам, а какова в дружбе? И в дружбе, и в любви я искренняя. Ни без того, ни без другого существовать невозможно. В театре у нас очень теплая подобралась компания: Сережа Маковецкий, Володя Симонов, Маша Аронова, Максим Суханов - это все люди, с которыми мы уже тыщу раз успели поругаться и помириться, с которыми были в горе и в радости. А я считаю, что проверяются друзья именно в радости, потому что немногие люди могут выдержать чужой успех, чужую победу. А мы, слава Богу, вахтанговская «семейка Адамс» (хе-хе-хе! - прим. набиравшего текст) Сегодня Вы известная театральная актриса. А как началась Ваша карьера в Вахтанговском театре? Я не отношусь к театру как к карьере, в этом смысле я старомодна. Театр - это служение, театр - это храм, и люди туда приходят за сильными эмоциями. А если задумываться об аплодисментах, рецензиях, славе, перекрывается то поле эмоций, что идет в зал от непосредственной души актера, его священного волнения. Ведь даже у самых маститых актеров дрожат руки перед выходом на сцену. А актерский труд требует большого напряжения сил. У меня все началось с дипломного спектакля «Зойкина квартира», который затем игрался в стенах Вахтанговского театра много лет. Потом я стала «дважды Дойрой Советского Союза», сыграв в бабелевском «Закате» в театре и в фильме Александра Зельдовича. Потом были роли в спектаклях Романа Виктюка «Дама без камелий» и «Я тебя больше не знаю, милый». Работа с Владимиром Мирзоевым в «Хлестакове» и «Амфитрионе». В спектакле у Петра Фоменко «Государь ты наш, батюшка» у меня была интереснейшая роль, которая в программке называлась «Шут - редкий урод с бородой». Мне вообще на непонятные роли везло, чего стоит только Тайная недоброжелательность в «Пиковой даме». У Пушкина - две строчки, а у Фоменко - роль на два часа. Вот то лучшее, что мне удалось сделать за десять лет. Хорошо бы куража и задора хватило, чтобы столько же сыграть в следующее десятилетие. Но этот год у меня начался очень удачно - главная роль в фильме «Мужской характер» и главная роль в спектакле Владимира Иванова и Александра Грибы «Фрекен Жюли» по Стриндбергу. Для меня и моих партнеров, Маши Ароновой и Володи Симонова, это этап в биографии: три актера, которых привыкли видеть в комедийных ролях, вдруг сыграли психологическую драму, даже трагедию. Такое впечатление, что Ваша жизнь зациклена на театре. А как же! Ведь каждая роль - это кусок жизни, она определяет и настроение, и судьбу на ближайший период. Если играешь комедию, хочется рассказывать анекдоты, устраивать каждый день 1 апреля, циничной немного становишься… Если играешь драму, не хочется ходить в людные места, много говорить, бережешь то, что внутри. А после «Фрекен Жюли» вообще хочется молчать. С этой ролью я вдруг открыла для себя прелесть уединения, музыку тишины. А друзья за пределами театра у Вас есть? По большому счету, друзей всегда немного - пальцев одной руки хватит пересчитать. Если человек очень счастливый - то двух, но не больше. Мои друзья - Лена Дорбышева, Игорь Минаев, Дима Липскеров. Мы можем долго не общаться, но незримая связь существует. С Игорем, например, сейчас вообще общаться непросто - он стал духовным лицом, иеромонахом, живет на Валаамском подворье. Это очень близкий мне человек. Со своими проблемами я иду к нему и знаю, что, если ему будет нужна моя помощь, я буду рядом. И то же он сделает для меня. С Леной мы вместе с девятого класса, сначала вместе учились в ГИТИСе - она на театроведческом, я на эстрадном, а потом обе закончили актерское в Щукинском училище. Мы очень родные люди, мы столько друг для друга сделали! Дима - драматург, писатель, человек внешне циничный, ироничный, но я-то знаю, что это очень нежная натура, в душе у него столько любви. Мы все - одно поколение. Мне интересно следить за тем, как люди развиваются. И если те, с кем мы начинали, вдруг тормозят - я имею в виду не карьеру, не социальный статус, а мозги, интеллект - я очень болезненно это переживаю. Очень! А Вы себя рано осознали личностью? А я никогда об этом не думала. Мне об этом сказали, прочитала в рецензиях. Я никогда не думала о том, личность я или нет, как я выгляжу на сцене, сексуальна я или нет.. Мне кажется, как только человек об этом задумался, начал фиксировать - пошел процесс, а точнее, абсцесс. Он личностью перестает быть тут же. В лучшем случае он будет модно одет и сможет выглядеть этакой стильной штучкой, но и все. Надо полагать, что при такой позиции награда «За лучшую эротическую сцену года» в спектакле «Хлестаков» пару лет назад стала для Вас неожиданностью? Вы имеете в виду премию «Чайка»? Ставя «Хлестакова», мы не думали об этом. Мне просто нравилась эта сцена и до сих пор нравится. Это настоящий театр, образный. Никто друг друга руками не трогает, есть дыня и два человека на сцене: мужчина и женщина. Результат - весь зал хохочет, и это на сумасшедше эротическом фоне. Недавно смотрела по ТВ-6 в «Театральном понедельнике», который эти «Чайки» как раз и присуждает, эротический фрагмент одного спектакля - это было порно. Не отличить от дешевой видеопродукции, а почему-то возведено в ранг искусства. Я так не умею. Мне стыдно. На сцене во всем должна быть игра. Порно на сцене - это все равно что вид через замочную скважину. А в чем предмет искусства? А в чем он, действительно? Искусство - это нафантазированная реальность. Для того чтобы человек плакал или смеялся, ему мало показать его отражение в зеркале. Нужно увеличительное стекло, а это и значит - фантазия, игра. Но, с другой стороны, нельзя заигрываться. Говорят, когда Михаил Чехов играл Гамлета, он колол себя булавкой и строил гримасы в сторону кулис, чтобы не сойти с ума и не впасть в гамлетовскую трагедию по-настоящему. И тогда, и теперь, всегда, зритель приходит в театр за классным обманом. Талант самых виртуозных актеров заключен как раз в этой потрясающей «обманке». А около искусства всегда много дутого. И в обществе, к сожалению, тоже. Вы аполитичный человек? Я никак не отношусь к власти. Потому что власть так себя повела, что уважать ее, увы, не за что. Когда был первый путч, я стояла в оцеплении. Я понимала, что защищаю. А теперь… К власти я никак не отношусь. Я никому из них не верю, потому что все врут. Их просто нет в моей жизни. Телевизор я не смотрю и с политиками в жизни не пересекаюсь. Мой первый муж, Саша Кузнецов, звонит мне из Америки и убеждает уехать из России. Но я не собираюсь уезжать. Я русская актриса. Но сам факт, что такие мысли у людей возникают, это ужасно. Значит, с политиками Вы не знакомитесь, а со зрителями? Вас не улице узнают? На Арбате узнают. Возле театра узнают. И меня это радует. В своем кругу у меня есть признание. А если кто-то на улице меня останавливает, то я даже плохо понимаю, о чем речь, - краснею, стесняюсь… Всенародной популярности я бы не выдержала. Крыша бы, наверное, не поехала, но я бы все делала, чтобы меня не узнавали. Но вот Вы снялись в главной роли в кино… Я снималась и раньше, но в небольших ролях. С огромной теплотой вспоминаю режиссеров, у которых работала. Особенно Валерия Аркадьевича Гинзбурга, Царствие ему Небесное. Это был потрясающий человек. Оператор, который снял «Комиссара», брат Галича, человек невероятной культуры, просветитель, Лихачев такой от кино. Я всегда безмерно гордилась тем, что он меня выделял. Это очень мощный импульс, когда такие люди тебя ободряют и поддерживают. Валерия Аркадьевича не стало, и мне жаль, что он не посмотрит мою первую серьезную картину. А состоялась она только благодаря вмешательству еще одного человека, который меня поддерживает, - Ларисы Исаевой, директора актерского агентства. Она пришла на бенефис пяти вахтанговских актрис, среди которых была и я, и предложила мне стать актрисой агентства. Не случись этого, я, театральная актриса, вряд ли бы получила большую роль на большом экране. Лариса предложила меня на главную роль в фильме Игоря Талпы «Мужской характер». Продюсеру картины для главной роли нужна была актриса с именем. Мое имя, хотя и достаточно известно в узких кругах, но все же не настолько, как имена моих партнеров по этой картине - Льва Дурова и Евгения Сидихина. В кастинге участвовало пять актрис, но со мной кроме стандартных кинопроб сделали интервью на женскую тему. Продюсеру, а им была женщина, понравился мой взгляд на «женский вопрос», и… я снялась. А как вы оказались на телевидении? Случайно. Я очень этого не хотела, отказывалась. Но в цикле РТР «Субботний вечер с…» меня прельстила тема, связанная с великими людьми. Не могу сказать, что все программы, где я была ведущей, мне одинаково дороги, но та, что посвящена памяти Аркадия Райкина, мне очень нравится. А мне запомнились «Вечера» с Шарлем Азнавуром, где вы пели французский шансон, с Роланом Быковым и папой Рутбергом, программа с Виктюком, признанная лучшей программой года… А была ведь еще ваша собственная, «Романсы». Телевидение принесло Вам популярность. Безусловно. Но меня привлекло не это, а возможность научиться работать перед камерой. Потом мне это помогло в кино. А мне очень хотелось сниматься. Я так ждала предложений! И не то чтобы не звали. Просто не хотелось быть седьмой водой на киселе, не хотелось играть в безысходной чернухе. А каков в Вашем представлении образ женщины, которую было бы интересно сыграть? Это женщина, которая влюблена и которая кому-нибудь нужна. Желательно взаимно. А в дому, в быту Вы какая женщина? «В быту» - это не про меня. В семье? Ну, я Гришин папа (Гриша - одиннадцатилетний сын Юли и актера Александра Кузнецова, запомнившегося зрителям по фильму «Джек Восьмеркин - американец». - Ред.), потому что я решаю все ключевые проблемы, включая финансовые. А настоящая мама Грише - это моя мама. То есть она бабушка, конечно, но именно она дает ему ту заботу, которую, наверное, должна была бы давать я. Но от этого между мной и Гришей не меньше любви, нежности. Он меня уважает, он меня любит… Просто так получилось, достаточно органично, что мои родители позволили мне это - поняли, что только в быту я умираю. Мне нужно расставаться с любимым человеком, чтобы испытывать потребность с ним встретиться вновь. Поэтому с моим мужем, Алешей Кортневым, мы живем вместе только темное время суток, а днем и вечером я чаще бываю с родителями и Гришей. Тогда расскажите о муже. Вы такие разные. Как уживаетесь? Я и Алеша?.. У нас обоих напряженное расписание. Нам элементарно трудно выкроить время, чтобы провести вместе несколько дней. Мои самые любимые мгновения - это когда мы встречаемся на кухне, иногда даже ночью, и рассказываем друг другу о том, что было сегодня, чем жили, какие проблемы надо решить… Часами остановиться не можем. В эти моменты я сама себе завидую: «Боже, как здорово, что рядом со мной человек, которому интересно, чем я живу!». Мы обсуждаем очень серьезные проблемы. Я не побоюсь этого слова, проблемы бытия и мироздания. Причем не по регламенту - «А сейчас мы поговорим о…», а естественно,органично, увлеченно. Он, как поэт, я как актриса. И в этих разговорах рождается что- то нужное и для него, и для меня. Это очень здорово! Здорово, что рядом со мной такие замечательные мужчины! Женщиной меня делают именно они - мой папа, мой сын, Алеша, мои партнеры по театру, ведь с ними я провожу девяносто процентов времени. Все они такие талантливые, такие разные, такие самобытные. Я перед ними в долгу. |